ЖИТИЕ ПРОТОПОПА АВВАКУМА

32-33

И Давыд глаголет, я к о а щ е н е
б ы Г о с п о д ь в н а с, в н е г д а в о с т а т и
ч е л о в е к о м н а н ы, у б о ж и в ы п о ж е р л и
б ы ш а н а с*. Но Господь всяко избавил мя есть и до ныне избавляет,
мотаюсь, яко плевел посреде пшеницы, посреде добрых людей,
а инъде су посреде волков, яко овечка, или посреде псов,
яко заяц, всяко перебиваесся о Христе Исусе. Но грызутся
еретики, что собаки, а без Божьи воли проглотить не
могут. Да воля Господня, что Бог даст, то и будет. Без
смерти и мы не будем; надобно бы что доброе-то зделать
и с чем бы появиться пред Владыку, а то умрем всяко.
Полно о сем.

Егда поехали из Даур, Кормчию книгу прикащику дал,
и он мне мужика-кормщика дал. Прикащик же дал мучки
гривенок с тритцеть да коровку, да овечок. Мясцо иссуша,
и пловучи, тем лето питались. Стало пищи скудать, и мы
з братьею Бога помолили, и Христос нам дал изубря, боль-
шова зверя, тем и до Байкалова моря доплыли.

У моря русских людей наехали * рыбу промышляют
и соболи. Ради нам, миленькие, Терентьюшко з братьею;
упокоя нас, всево надавали много. Лотку починя и парус
скропав, пошли чрез море. Окинула нас на море погода, и
мы гребми перегреблися: не больно широко о том месте,
или со сто, или с восмъдесят верст. Чем к берегу пристали,
востала буря ветренная, насилу и на берегу место
обрели от волн восходящих. Около его горы высокия, утесы
каменныя и зело высоки, * дватцеть тысящ верст и
больши волочился, а не видал нигде таких гор. На верху
их полатки и повалуши, врата, и столпы, и ограда * все
богоделанное. Чеснок на них и лук ростет больши романовъскаго
и слаток добре. Там же ростут и конопли богорасленные; а во
дворах травы красны и цветны, и благовонны зело. Птиц зело
много, гусей и лебедей, по морю, яко
снег, плавает. Рыба в нем * осетры и таймени, стерледи,
омули и сиги, и прочих родов много. И зело жирна гораздо,
на сковороде жарить нельзя осетрины: все жир будет.
Вода пресная, а нерпы и зайцы великие в нем, * во акиане,
на Мезени живучи, та,ких не видал. А все то у Христа
наделано человека ради, чтоб, упокояся, хвалу Богу воздавал.
А ч е л о в е к, с у е т е к о т о р о й у п о д о б и т с я,
д н и е е г о, я к о с е н ь(46), п р е х о д я т*,
скачет, яко козел, раздувается,
яко пузырь, гневается, яко рысь, съесть хощет,
яко змия, ржет, зря на чужую красоту, яко жребя, лукавует,
яко бес*, насыщаяся невоздержно, без правила спит,
Бога не молит, покаяние отлагает на старость, и потом исчезает,
и не вем, камо отходит * или во свет, или во тьму,
день судный явит коегождо. Простите мя, аз согрешил
паче всех человек.

Таже в русские грады приплыли. В Енисейске зимовал
и, плывше лето, в Тобольске зимовал*. Грех ради наших
война в то время в Сибири была*: на Оби-реке предо мною
наших человек з дватцеть иноземцы побили. А и я у них
был в руках. Подержав у берега, да и отпустили, Бог
изволил. Паки на Иртише скопом стоят иноземцы: ждут
березовских, наших побити. А я к ним и привалил к берегу.
Оне меня и опъступили. И я, ис судна вышед, с ними
кланяяся, говорю: "Христос с нами уставися". Варъвари
же Христа ради умягчилися и ничево мне зла не сотворили,
Бог тако изволил. Торговали со мною и отпустили
меня мирно. Я, в Тоболеск приехав, сказываю, * и
люди все дивятся.

Потом и к Москве приехал*. Три годы из Даур ехал,
а туды пять лет волокся, против воды на восток все ехал,
промежду оръд и жилищ иноземъских. И взад, и впред едучи,
по градом и по селам, и в пустых местех слово Божие
проповедал и, не обинуяся, обличал никониянъскую ересь,
свидетельствуя истинну и правую веру о Христе Исусе.

Егда же к Москве приехал, государь велел поставить
меня к руке, и слова милостивыя были. Казалося, что и в
правду говорено было: "Здорово ли-де, протопоп, живешь?
Еще-де велел Бог видатца". И я сопротив тово рек: "Молитвами
святых отец наших еще жив, грешник. Дай Господи,
ты, царь-государь, здрав был на многа лета".

46 - тень